Луганские маргиналы

Однажды вышел спор в литературном ЖЖ-шном сообществе. Насчет того, следует ли сегодня делать героем своего произведения маргинала.

Некий авторитет утверждал, что не надо. Что вызовы времени требуют иного героя — крепко стоящего на ногах, с определенными занятиями. Платящего налоги. Имеющего прописку или регистрацию.

Прописка — это, конечно, хорошо. Как и определенные занятия. Но при ближайшем рассмотрении почти всегда оказывается, что герой ОПРЕДЕЛЕННО занят чем-то неуловимо-неназываемым. Что по месту прописки он не живет. А многие и вовсе ставят под сомнение его право находиться в той стране, где он занимается своими занятиями.

Одним словом, большинство людей, которых я встречаю в Луганске в последние годы, производят на меня впечатление маргиналов. Даже луганские олигархи — владельцы рыцарских замов в районе мясокомбината или Большой Вергунки. И от них за версту идет маргинальный дух.

Впрочем, и сами мои сограждане этого не скрывают, и с утра до вечера долдонят о том, что народу нужна стабильность. Даже народцу олигархов не хватает твердой почвы под ногами и уверенности в завтрашнем дне, друзья.

Никому из философов пока не пришло в голову, что стабильность — это скорее характеристика негативных явлений. Например, можно быть стабильно больным, но никто не рассчитывает быть стабильно здоровым. Можно быть стабильно мертвым, но не стабильно живым.

Но пока философы на подходе к проблеме, на бытовом уровне многие поняли, что одной из основных гарантий недостающего чувства стабильности является «инвалидность». К обоюдному удовольствию мысль эта одновременно посетила и тех, кто хочет получить «инвалидность», и тех, кто ее раздает.

Лично я знаю нескольких вполне крепких и бодрых инвалидов. К достижению ими вожделенной стабильности я невольно приложила руку. Один из них Юрий. Много лет назад, когда я работала врачом-психологом, ко мне пришел мой знакомый, Вадим. (Впоследствии он стал олигархом, но на тот момент никто даже не подозревал о существовании таких слов.)

— Мой друг Юрий лежит на военной экспертизе. — Сказал Вадим. — Служить ему нельзя. Он тонкая, ранимая, художественная натура. Армия его убьет.

Я пообещала Вадиму сделать для тонкого и ранимого Юрия все, что в моих силах.

В моих силах было вот что. Обычно я спрашивала призывников, хотят ли они вообще служить в армии. Как правило, уравновешенные парни хотели. А неврастеники и психопаты — нет. Таким образом, мне не приходилось кривить душой. Я делала отметку против фамилии психопата насчет того, что он не годен к службе. Все были довольны. Психопат, само собой. И армия, избавленная от самострелов и прочих прелестей.

Итак, в армию Юрий не пошел. Благодарность его выразилась в слове «Спасибо», что в то время было совершенно нормальным явлением

На достигнутом Юрий не остановился. Просуществовав некоторое время в качестве свободного художника, он, не без помощи своей гениальной мамы, понял, что пришло время подумать об инвалидности по психзаболеванию.

Этот вопрос решался уже в эпоху товарно-денежных отношений и без моего участия. Решен он был вполне успешно. На сегодняшний день Юрий весь в шоколаде. С одной стороны, он — мужчина в расцвете лет и сил. С другой — инвалид со справкой. Как инвалид, он получает пенсию. Большая ее часть тратится на напиток богов.

Бодрственная жизнь инвалида проходит в изящных и неутомительных занятиях, столь понятных с учетом его тонкой, ранимой, художественной натуры.

Вспомнила я о Юре вот почему. Поскольку Луганск — маленький город, то время от времени я встречаю его на улицах. Благодарности его хватило ненадолго. Настал день, когда Юрий подошел к проблеме с другого конца. Встретив меня однажды в районе ПТУ №26, он сказал:

— Я ненавижу тебя.

— За что, Юрий? Тебе стало обидно, что ты не попал в Афганистан?

— Нет. Ты лишала меня свободы.

Потом он еще пару раз подходил ко мне с этим декларациями. Один раз в районе универмага «Россия». Другой — возле катка «Пингвин».

Сколько же таких Юриев ходит по улицам Луганска, Киева, Запорожья, Донецка?

Американские друзья иногда пишут, что негры из поколения в поколение живут на социальные пособия. Иногда мне хочется написать в ответ, что негры — «сынки» по сравнению с украинцами, в семьях которых на пять человек порой насчитывается десять с удостоверениями чернобыльцев, восемь инвалидов детства и пяток узников концлагеря. Само собой, все члены этой семьи проходят по категории «многодетных». Один и тот же человек может одновременно числиться инвалидом по психзаболванию, многодетным отцом и представителем сексуальных меньшинств.

Впрочем, последнее пока не актуально. Представителям сексуальных меньшинств, пострадавшим от гомофобии, пока что пенсию у нас не дают. Всё впереди.

Ирина Петрова